[helldomain]

- Как работают глухие гинекологи?
- Они читают по губам.

До чего же предприимчивые люди эти американцы! Стоило Хусейну объявить награду за убитого американского солдата - как они
тут же начали убивать друг друга.

- У Ивана Семёновича явно повышенное давление!
- Почему ты так решил - ты ж не доктор?
- А на нём комары взрываются:

Женщина у врача "ухо, горло, носа".
- На что жалуетесь?
- Громче, пожалуйста!
- НА ЧТО ЖАЛУЕТЕСЬ?
- На мужа-идиота. Ему рассказали, что женщины любят ушами.

Теща смотрит в окно на пустынный двор. Зять гладит утюгом шнурки. Теща:
- Да, во дворе ни души.
- А где душить, мама?

Весна. Лиса, волк и медведь сидят под деревом и делятся впечатлениями о прошедшей зиме. Лиса и волк ободранные, избитые, а
медведь - толстый, лоснящийся.
Лиса:
- Зимовала я в курятнике. По одной курочке в неделю съедала, но люди сволочи всех кур посчитали, выяснили что, десятка не
хватает. Поставили капкан - еле вырвалась.
Волк:
- А я в свинарнике. По одной свинке в неделю употреблял, но люди их посчитали, натравили, собак - еле ушел. Ну а ты,
медведь, в берлоге небось проспал?
- Да нет, я на стройке зимовал...
- ???
- Так там молдаване. Кто их там пересчитывает?

Двенадцать часов только что пробило...
Очнулась Золушка - принц обратился свиньей, а лошади - крысами. 'Повезло, - подумала Золушка, выходя из оргазма, - могло
быть и наоборот:'.

А сейчас я с вами прощаюсь. После рекламы вас ждут новости спорта,
прогноз погоды и новая полюбившаяся рубрика - плохие новости из Америки.

Пятый дивизион Ленинградской милиции был не самый боевой. Он специализировался по охране кладбищ и памятников. Покойники
же, равно как и памятники им, народ в принципе спокойный и к бесчинствам не склонный. По пустякам не беспокоят, и взяток не
дают. Поэтому милиционеры скучали. Подхалтуривали слегка, конечно. Цветы с могил продавали, реже - могильные плиты в новое
владение. И тихой их службе коллеги завидовали: вечная тишина, свежий воздух, от выпивки никто не отвлекает. Особенно
завидовали дежурящим на Пискаревском кладбище. Там один сержант очень хороший промысел сообразил. Вечером, после закрытия
мемориала, идет он к скорбящей Матери-Родине, снимает сапоги, снимает штаны, берет сачок и лезет в фонтан перед ней. И
тщательно тралит. А в тот фонтан интуристы весь день кидают на прощание монеты. Глупый обычай, но прибыльный. Ефрейтор на
атасе стоит, рядовой горсти мелочи в мешочки пересыпает. Потом брат рядового, летчик на линии Ленинград - Хельсинки, летит с
портфелем рассор
тированной валюты (экипажи-то не досматривают) и закупает на все колготки. Жена ефрейтора, продавщица, продает их мимо
кассы. Прибыль поровну. Такой сквозной бригадный подряд. Быть сержанту генералом! Процедура отработана. После ловли рядовой
бежит за водкой, они в дежурке принимают, согреваются и скрупулезно считают в кучки: финмарки, бундесмарки, пятисотлировики
и полудоллары. Выпьют, закурят, и считают. Очень были службой довольны. Только сортира в дежурке не предусмотрено. А в
общественный - ночью под дождиком - далеко и неохота. А тут сержанту в полночь приспичило по-большому.
Вышел он: темь глухая, дождь шуршит; зашагнул в какую-то могильную чащу, присел, полы шинели на голову - Господи, помоги
мне удачно отбомбиться. Употребил по назначению газетку "На страже Родины" - а встать не может.
Он дергается, а его сзади с нечеловеческой силой тянут вниз. И тут где-то далеко за кладбищем часы бьют двенадцать
ударов... Заверещал несчастный от ужаса, заупирался - но нет ему ходу. Гнетет его к сырой земле потусторонняя воля.
Осквернил святое место, оскорбил прах - и костлявой рукой влечет его к себе покойник. Ни вырваться, ни вздохнуть, и
оглянуться нельзя - жутче смерти. Через полчаса вылезли подчиненные: куда запропастился? Ни зги во мраке, и только собака
скулит в кустах гибельным воем. Цыц ты! Скулит.
Подходят: это сержант сидит и скулит, глаза зажмурены, уши руками зажал - а полой шинели прочно наделся на сломанное острие
могильной оградки за спиной. Окликнули - скулит. Отцепили, подняли - скулит. Привели в тепло, застегнули штаны - скулит.
Влили в него водки - крякнул, и дальше скулит! Сначала они, сообразив, что к чему, ржали до колик, потом испугались, потом
надоело: хорош, мать твою, все! А он скулит. Утром на смене доложили и вызвали скорую: сдали его психушниками. Пусть теперь
им поскулит, полечится. Как пелось тогда - "Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна". А не
фарцуй на милостыню с кладбища, не гадь на могилы. Или по крайней мере не пей на службе. Пей, но в меру.
Все-таки у него, видно, совесть нечиста была.