Не то чтотбы юмор, но почитать прикольно!

[Nymph]

В пятницу, после работы
Собрались мы как-то в пятницу, после смены в комнате психологической разгрузки, а по нашему - в “подсобке”, чтобы торжественно отметить эпохальное событие: возвращение водительского удостоверения Сашке Муравьеву, по прозвищу Фантомас. Прозвище это он получил вместе с выговором, когда утром в “день смеха”, первого апреля подшутил над докторшей, проверяющей водительский состав на предмет остатков алкоголя, завалившись к ней в кабинет с капроновым чулком на голове и заорав: “спирт на стол, сама - на пол!”. Врачиха к фантомасовскому юмору отнеслась категорически отрицательно и моментально завалилась в обморок, из которого ее вызволила бригада “скорой помощи” с помощью нашатырного спирта и непрямого массажа сердца. Права же у Фантомаса были отобраны после того, как он провел успешную атаку своим “зилом” на чужеземную “Тойоту Короллу”, принадлежащей японскому торговому представительству. Экипаж страны восходящего солнца, выбравшись из под обломков “Тойоты” и потрогав дрожащими пальцами царапину на бампере фантомасовского грузовика немедленно объявил о полной и безоговорочной капитуляции, но выставил базе счет в таком количестве СКВ, что главного бухгалтера хватил гипертонический криз. За этот подвиг Фантомас был удостоен всех полагающихся почестей в виде приказа, вывешенного на проходной, приема у руководства и перевода в слесари, где он в течение года не покладая рук готовил к новым победам грузовики и самосвалы, поливая из ямы матом все, что имело отношение к Японии - от камикадзе до магнитофонов “Sony”.
Чтобы мы, как коллеги по работе в течение всего срока наказания глубоко сочуствовавшие постигшему его несчастью, по-возможности, глубже прониклись значимостью события, Фантомас в обеденный перерыв посетил близлежащую коммерческую палатку, где произвел нехитрый бартер сэкономленных в процессе слесарно-сборочных работ запчастей на четыре бутылки водки и три банки голландских сосисок. И вот теперь шла подготовка к открытию праздничного фуршета. Серега протирал ветошью посуду, Трофимыч разогревал сосиски в трехлитровой банке с помощью самодельного кипятильника такой выдающейся мощности, что при его включении освещение на базе переходило в мигающий режим. Я резал огурцы, Фантомас - хлеб. Только Алексей Иванович, развалившись на “жигулевском” сиденье, постепенно исходил слюной и чтобы окончательно не захлебнуться изучал “Аргументы и факты”.
- Во дают! - вдруг изрек он, прочитав очередную заметку. - Вы смотрите, что эти иностранцы у нас удумали! Отказываются платить налоги за наши дороги” Говорят - дорог нет, есть только направления! Совсем обнаглели…
- Это Черчилль сказал, - заметил образованный Трофимыч, вынимая кипятильник из банки и пытаясь поймать в ней вилкой сосиску.
-Буржуй - он и есть буржуй! - живо откликнулся Фантомас, любовь которого к представителям дальнего зарубежья в результате годового пребывания в “яме” окончательно угасла. - Разбаловали мы их тут. Надо бы пожестче…
Серега к тому времени наполнил стаканы и Алексей Иванович произнес короткий, но душевный тост, ярко описывающий “золотые руки” Фантомаса и полную организационную несостоятельность руководства базы. Тяпнули мы, закусили.
- Нет, дороги у нас, конечно, не очень хорошие, - хрустя огурцом сказал Серега. - Но с другой стороны - фирмачам-то что жаловаться? Ездят на хороших машинах, на газовых амортизаторах. Да им по лестницам гонять можно!
- Узко смотрите на проблему, - изловив-таки сосиску произнес Трофимыч. - Дороги ужасные, но весь парадокс в том, что это - наше счастье…
- Очкарику больше не наливать, - резюмировал эту реплику Фантомас.
- Я поясню. В русском народе вообще, а у наших шоферов, в особенности, в генах заложен вирус страшного заболевания - везде быть первым! Поэтому каждый “водила”, которого на дороге слегка подрезали, не пропустили или, не дай Бог, обогнали, воспринимает создавшуюся ситуацию, как личную трагедию, сравнимую по степени унижения лишь с мучениями Мавра по поводу разгула Дездемоны. Любой, имеющий “под задом” колченогий “москвичок” считает себя пилотом МиГ-29! И только дороги, наши милые непроходимые дороги являются сдерживающим фактором массового самоуничтожения! Представьте, срезали все бугры, закопали ямы, положили кругом ровный асфальт - да это начала смерча! В сравнении с последствиями этих необдуманных действий, гибель Помпеи будет выглядеть пионерским костром...
- Ты наших шоферов не унижай! - потрясая вилкой, передил Трофимыча Фантомас, в душе которого с невероятной силой вдруг вспыхнула “национальная гордость великороссов”. - Они, между прочим, любого иностранного водителя за пояс заткнут!
- Ну, это еще аргументировать надо…
- И аргументирую! Серега, давай по второй.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Наконец, Фантомас продолжил.
- Что делает “фирмач” за рулем какого-нибудь “Шевроле” на своем “хайвее”? Да, ничего! Поглядывает одним глазом, чтоб с пути не сбиться и музон слушает… А наш? Зрение работает, как у орла - где ямы, колдобины, пешеходы-самоубийцы, “гаишники” в кустах, где “халтура” на обочине поджидает… Система ПВО, одним словом. Слух тоже в постоянном напряжении: подвеска стучит, сломанная рессора гремит, мотор детонирует. А обоняние? То бензином пахнет, то маслом горелым… И все это усилено острыми переживаниями после обеда в придорожной столовой из трех блюд - стрихнина, мышьяка и яда кураре! И, заметьте, многие добираются до конечной цели живыми и невредимыми. Да, я бы им на финише всем ордена вручал!
- Да, - вздохнул я. - А в Швейцарии, говорят, дороги шампунем моют…
- Сравнил! - взревел Фантомас. - Твою Швейцарию за день на велосипеде объехать можно! На нее одного куска хозяйственного мыла - за глаза. Пусть они Тюменскую область сполоснут, а я посмотрю на сколько у них этого “Пантина прови” хватит!
- А я читал, - продолжил Трофимыч, - что в Канаде водители автобусов устроили забастовку из-за того, что на улицах в некоторых местах стерлась разметка.
- Ха! - отреагировал Серега. - Да нашему брату хоть под “хохлому” улицы выкрась - он все равно будет ездить. как жена с правого сиденья скажет. Можешь ему вместо лобового стекла плакат повесить “Не занимай левый ряд”, а от осевой все равно не отгонишь.
- Нет, а все же, - сказал Алексей Иванович, - почему у нас обочины ровнее дорог?
- Тоже мне, детектив! - хмыкнул Трофимыч. - Хозяина у них нет! Представь себя начальником дорожного управления. Когда лучше дороги ремонтировать? Ясное дело - в студеную зимнюю пору, когда расценки выше. Подумаешь, к весне развалится. Тетю Машу пошлешь - она ямки песочком присыпет. Технологию укладки полотна не блюдешь? А как это проверить? Тем более, что песок отвезли Иван Иванычу на дачу, а щебенку - Петру Петровичу на строительство коттеджа, асфальтовый завод стоит камнем, потому что сырье ему везли с Украины, а теперь хохлы хотят за него исключительно доллары… Да чего говорить.
Все притихли. Серега нащупал под столом бутылку, еще приятно холодящую ладонь и разлил остатки в стаканы. Молча выпили. Фантомас оглядел нас уже туманным взором и вдруг фальшиво затянул:
- Эх, дороги. Пыль да туман…
- Холода, тревоги, да степной бурьян… - подхватили мы нестройными голосами.
…И казалось, что наша жизнь удивительно похожа на наши дороги…

[Nymph]

Едем мы как-то с Трофимычем по дороге. И, заметьте, - не на “Волге”, пять лет назад списанной, которую нам руководство приказало на помойку отогнать, и не по Лотошинскому району Московской области мимо слегка заржавевших и малость разукомплектованных за пятнадцать лет простоя тракторов и комбайнов, а по самой что ни на есть буржуйской стране по имени Франция, по городку со сложным иностранным именем Шалон-сюр-Сон. И навевает это название в наши полностью одурманенные окружающим полнейшим изобилием головы этакие легкие мыслишки о летаргическом сне, салоне и о слышанном как-то от начальника базы сугубо заграничном слове “сюрреализм”, которое он произнес после осмотра УАЗика, покрашенного нашим маляром Геной наутро после выписки из медвытрезвителя, куда тот угодил накануне с диагнозом “полное алкогольное опьянение на грани летального исхода”.

А надо сказать, что во Францию мы с Трофимычем попали не по обмену опытом между нашими и французскими автобазами, а по суровой разнарядке, присланной из Главка, в которой черным по-русскому категорически указывалось, что в эту турпоездку со скидкой 90 процентов надлежит “послать людей трезвых, политически грамотных, исключительно морально устойчивых” и, главное – “из среды рабочих или шоферов”. То есть, конкретно никаких “завов”, “замов” и прочей управленческой шушары. Ну , прям, сплошная демократия в действии. А то зайдешь, бывает, в транспортный отдел с интеллигентным вопросом: “какого хрена, коза недоеная, ты мне в путевку на ЗИЛ-130 расход бензина по три литра на тысячу километров поставила?!”, а там сидят две такие чистенькие, нарядные птички у факсов и компьютеров и друг другу воркуют: “я с мужем на Канарах”, да “мы с Васей в Хургаде”, и смотрят на тебя, как светскме дамы на чукотских оленеводов. Обидно становится… И тут – бац! Такое рабоче-крестьянское распоряжение!

Но с подбором кандидатур вышло крупное затруднение. Начальство, правда, химичить поостереглось и жену главного инженера из завсклада в уборщицы второго разряда ремонтной зоны, чтобы, значит, ей пролетарскую окраску придать и в соискатели путевки выдвинуть, хоть временно фиктивно и перевело, но в последний момент передумало по причине угрозы заправщицы Нюрки, которая, узнав о таком кадровом решении прям по громкоговорителю из своей будки на всю базу заявила, что ежели эта ворюга хоть одной босоножкой на Монмартр ступит, то она про ее дела на складе такой детективный роман в прокуратуру изобразит, какой даже Агате Кристи не снился. Короче, начальство все головы на запчасти разобрало, чтобы разнарядку хотя бы на двадцать процентов выполнить. И то правда – где ж им, бедным, было найти подчиненных, у которых не то что все четыре, а хотя бы полтора указанных Главком пункта в биографии одновременно сосредотачивались. Это ж представить непостижимо, чтобы на нашей базе такие выдающиеся личности работали! Нет, есть, конечно, и не пьющие – Иван Петрович, например, слесарь, только позавчера в четвертый раз “зашился” и по опыту прошлых лет за него в ближайшие две недели можно было смело ручаться. И морально устойчивые имеются: вахтер Прохоров, которому в прошлом месяце юбилей чествовали по поводу тридцатилетия выхода на пенсию – исключительной сексуальной чистоплотности человек. И политической грамотой многих Бог не обидел: фрезеровщик Степаныч в обед в курилке такие философские версии относительно создания у нас правового государства выдвигает, что если бы их депутаты Госдумы услышали, то гурьбой в отставку сбежали бы… Но чтоб все эти качества и в одном человеке?! Нет, это – сплошной утопизм.

Короче, как-то утром вызывает нас с Трофимычем начальник базы к себе в кабинет. Мы решили, что это насчет вчерашнего: за то, что мы старшему механику ремзоны вежливо заметили, что ежели он, ублюдок недоношенный, еще раз на трофимычев ГАЗ-53 “жигулевские” рулевые тяги выпишет и на свое частное корыто пристроит, то мы ему “газоновским” бампером враз деторождаемость отшибем. Зашли мы потихоньку, спрятались в уголочке, моим носовым платком месячной свежести руки оттираем, думаем, чего врать – хоть и сволочь отменная этот ремонтник, но стучать все равно нехорошо. Тем более оба на ремонте в виде наказания стояли, по причине всенародного отмечания дня рождения нашего дружка по кличке Фантомас. Мы-то ничего, хоть и с третьей попытки, но в дверь на проходной попали, а кореш наш послабее в коленках оказался, и пока одиннадцать раз к ряду на стол к вахтеру падал подоспел начальник колонны. Нас скопом в “яму” на неделю и спустили…

- Знаю я вас, как людей порядочных, малопьющих и по бабам не шатающихся, - говорит нам с апломбом между тем начальник базы. Трофимыч аж икнул от неожиданности и на портрет очередного вождя на стенке, как на икону Святого Петра преданно уставился. – А посему, - продолжает руководитель, - порешили мы вас направить в туристическую поездку во Францию!

Тут уж и меня здоровье подводить стало – взмок я весь от неожиданности, даже пятки вспотели, но чувствую каким-то шестым чувством, что все это неспроста. Подвох какой-то намечается… Подозрительно. То нас дальше дальше подшефного колхоза имени Клары Цеткин на полумертвых “зилах” не пускают, а то вдруг сразу в такую даль!

- Путевки, - опять говорит начальник базы, - мы вам даем со скидкой и матпомощь окажем, но попрошу я вас об одном одолжении…

“Ну, вот, - думаю,- и подвох! Или заставят до отъезда в три смены пахать, или на митинг какой-нибудь идти”.

- Дело вот какое, - продолжает между тем руководитель. – Один мой знакомый купил мне в городе Лилль машину. “Опель Вектра”. А вот пригнать ее сюда все не было оказии. А у вас по программе – этот населенный пункт последним значится! Как закончите достопримечательности разглядывать, позвоните ему – он вам машинку и документы выдаст, а вы на ней домой и прикатите! Согласны?

Как же тут не согласишься… Так и будешь свою отказную в яме до пенсии перечитывать. Переглянулись мы с другом, вздохнули глубоко и разом кивнули…

Так вот. Буробим мы стало быть с Трофимычем на этой самой “Вектре” по Шалону-сюр-Сону. Тургруппа наша два дня, как домой опохмеляться после экскурсий улетела, а мы, значит, своим ходом на Родину пробиваемся. Поначалу все ничего шло. Машинка, конечно, не “Мерседес” прошлогодний, но ходкая и, главное, не сильно капризная. Мы ж из экономии ее не “девяносто восьмым” поили, да и платные дороги закоулками объезжали. Но вот под этим самым “сюром” стряслась-таки беда – завизжало что-то впереди в колесе со страшной силой. Собственно ума большого и пяти курсов МАДИ для того, чтобы сообразить, что это подшипник крякнулся не требовалось. Но из инструмента в “Опеле” только домкрат валялся, да и магазинов по продаже запчастей что-то нигде не виднелось. Поначалу мы приемничком этот визг глушили, но когда колонки захрипели, а другие водители начали на обочину сторониться, поняли, что с такими звуками нам до дому не добраться. Вот и свернули в Шалон – решили какую-нибудь местную СТОА напрячь по поводу нашей неисправности.

Городишко, скажу я вам, небольшой. Домишки низенькие, чистенько так все, аккуратно. Окурок в окно даже кидать неудобно. Поколбасили мы взад-вперед, пешеходов непуганых с “зебр” посгоняли и попали, наконец, в какой-то район, где все городское техобслуживание сконцентрировано. Буквально – сервис на сервисе. И что любопытно: никакой взаимозаменяемости. Все, как в розовых мечтах при социализме - дифференцировано. То есть, не как у нас. Мы-то в гараже любую дрыну принимаем – хоть БМВ, хоть “Запорожец”. Где по книжке умной посмотрим, где так, наобум ткнем, где на авось стукнем, но худо-бедно к жизни возвращаем. А тут ни-ни! Написано на крыше - “Пежо”, так им хоть франками въездные ворота обклеивай, а “Ситроен” не возьмут. Чудные какие-то… Мыкались мы с нашей “Вектрой” вокруг этих станций долго – не берут нигде “Опеля”, только руками разводят. Наконец, Трофимыч не выдержал.

- Поедем вон на ту. – И на здание “Фольксваген” показывает. – Немчура, она и есть немчура. Может примут? Должно же у них быть национальное достоинство.

- Поедем, - говорю, - только имею я по этому поводу большие сомнения, основанные на знании волчьих законов конкуренции, по которым жрут эти капиталисты друг друга поедом, а наши беды с “Опелем” “Фольксвагену” только в радость – чем больше мы промучаемся, тем меньше охоты будет в следующий раз “Вектры” покупать.

Между тем подруливаем мы ко входу на станцию, покидаем нашу бедолагу и идем к стеклянным дверям, которые перед нами сами раздвигаются. Входим мы в здоровенный вестибюль, в котором можно десяток лишних подъемников поставить, и тут подскакивает к нам прилично одетый очкарик, улыбается, будто родственников заприметил и начинает что-то быстро на французском лепетать. Ну, мы за время экскурсионного периода объясняться с ними слегка научились. Трофимыч его за локоток берет, подводит к дверям, пальцем на “Опель” указывает, потом руками изображает колесо и говорит “У-у-у-у!”. Очень, надо сказать, доходчиво объясняет, но приемщик этот примолк от удивления и полное непонимание сквозь очки выразил. Тогда мы его выводим на улицу, Трофимыч заводит машину, а я очкарика удерживаю, чтобы он со страху, когда подшипник на всю округу скрежетать начнет в бега не ударился. После того, как “Вектра” пятьдесят сантиметров проехала француз наш уши ладонями зажал и на корточки опустился. Вернулись мы в вестибюль и подошли к какой-то стойке, за которой дама у компьютера губы помадой мазюкала. Приемщик с ней пошептался, она что-то там у себя пофурыкала и выдает нам счет. Мы сразу на последние цифры смотрим.

- Тоталь, - читает Трофимыч, - 390 ФФ! Блин, 80 баксов они за ремонт хотят! Дел-то на десять минут…

- Ничего не попишешь, - говорю я,- придется нам раскошеливаться, а

“Опелю” до самой Москвы гадость пить…

Киваем мы стало быть с важным видом франузу, мол, “какой базар из-за полштуки франков!” и загоняем машину в цех. Там тоже непривычно все – ни масла под ногами, ни пустой посуды по углам – все в кафеле, как в сандуновских банях. Подходит к нам механик в чистенькой такой спецовочке, словно он целый день не гайки крутит, а в офисе бумажки с места на место перекладывает, садится за руль и на подъемник “Вектру” умело так загоняет. И тут вдруг раздается на станции мелодичный звоночек. Не такой, как у моего будильника, от которого соседская собака выть начинает и форточка захлопывается, а тихий такой, приятный… Механик, как его услышал, сразу виноватый вид на себя напустил и рукой около рта размахивать начал.

- Обед, - догадался Трофимыч. – Вот ведь не везет! Они нам этот подшипник до истечения визы менять будут…

Но делать нечего. Обед –это святое. У нас на базе слесарь Дмитрич машину на подъемнике поднимал, и тут гудок на обед прогундосил. Так он даже рубильник не выключил и метнулся в столовую очередь занимать, а так как ограничители с подъемника кто-то два года, как стащил, то машина через верх вместе с лапами со стоек вылезла и на земь брякнулась… Здешний технический состав, правда, локтями друг друга на выходе не пихал, но тоже потихоньку разошелся. Помыкались мы с Трофимычем туда-сюда, инструмент диковинный поразглядывали и решили в вестибюле от соблазна спрятаться.

Нашли там какой-то столик с газетами, сели на стульчики и картинки разглядываем.

- Слышь, - вдруг говорит Трофимыч и пальцем за мою спину тычет, - а хочешь кофе?

Обернулся я и вижу – стоит здоровенный серый ящик, на котором сверху несколько слов иностранных написано. Все я, конечно, понять не в состоянии, но “cofee” разобрать сумел.

- Чего ж, - говорю, - не попить. Только мудрые больно эти агрегаты, не оконфузиться бы…

- Не боги горшки обжигают, - гордо произносит Трофимыч.

- Где ж это ты таких слов нахватался? – удивляюсь я.

- А надо было во время экскурсий не пиво в барах литрами лакать, а лекции слушать - повышать свой культурный уровень!

- Ладно, - говорю, - профессор! Скоро вернешься к себе в яму – я посмотрю, как тебе там история французской революции пригодится. А я смогу хоть “Жигулевское” с “Дювелем” сравнить и перед с соратниками анализом вкусовых качеств поделиться…

Подходим мы тем временем к ящику и осматриваем его внимательно. Ничего умного. Торчит в углублении сосок, рядом желтая кнопка и прорезь с надписью – “5F”. Рядом на полочке пластмассовые стаканчики стоят. Точь в точь, как на базе автомат с газировкой. Правда, по нашему, если действительно жажда с утра или по ходу рабочего дня одолела надо еще молотком треснуть, чтобы он соображал быстрее и вместо стаканов железная кружка на цепи болтается. А так – один в один.

- Все просто, как в заявлении об увольнении, - говорит Трофимыч, вытаскивает из кармана горсть мелочи, выбирает монетку и стаканчик под сосок подставляет.

- Погоди-ка, - останавливаю я его.- Что-то тут не так…

- Да, ладно тебе! Подумаешь, какой синхрофазатрон запустить надо!

- Ты, - говорю, - биограф Бонапарта, валютой не раскидывайся и, как говорят на парижской площади Пегаль – под клиентом не суетись! А вот прикинь своими внезапно поумневшими в лекториях мозгами – на ящике-то, кроме “кофе” еще четыре слова написаны, и хотя я на французском бухтеть не силен, но сдается мне, что означают они названия других напитков, заложенных в ассортимент этого электрического гроба…

- Да, - говорит Трофимыч, монеткой в затылке почесывая и на надписях сосредоточившись, - это – “шоколад”, “какао”, “чай”, а последнее – не знаю…

- Ого! – удивляюсь я. – Изрядно ты тут языку подучился… Так вот, скажи мне теперь – как этот железный истукан догадается, что мы с тобой именно кофе хотим? По выражению морды лица? Так это только жена после твоей получки умеет определять – чаи ты гонял или пивком водочку в “стекляшке” запивал… Подвох тут какой-то!

- Ладно, - решается Трофимыч. – Попытка не пытка, и пять франков после финансового краха с этим дурацким “Опелем” нам погоды не сделают. Поэтому предлагаю я пойти нашим народным “методом тыка” и, бросив монетку поглядеть – чем этот агрегат нас поить будет.

- Давай, - говорю, - рискнем. Пива он все равно не нальет, а остальное мне – без разницы! Что кофе, что какао, что суп с вермишелью… Кидай, не сомневайся.

Сунул Трофимыч монету в щель, провалилась она куда-то в самое нутро ящика, выждали мы секунд пять, и я на кнопку изо всех сил надавил. Заурчало что-то внутри, и полилась в стаканчик жидкость. По пару видать – горячая, но уж очень прозрачная.

- Пробуй, - предлагаю я Трофимычу.

- А почему я? – спрашивает он. – Ты-то две недели спиртсодержащими продуктами дезинфицировался! Тебе сподручнее…

- Не-е, - говорю. – Этот кофейный фарс тобой был предложен, ты и пробуй! А я посмотрю на твою агонию и решу – пить или не пить мне этот стрихнин…

Вздохнул Трофимыч, взял стакан, понюхал и глоток отхлебнул. Смотрю я на его физиономию и вижу, как глаза у него постепенно больше очков становятся.

- Ну, что? – спрашиваю. – Цианистый калий?

- Ни за что не догадаешься, - говорит Трофимыч и мне стаканчик протягивает. – Кипяток! Без заварки, без лимона и без сахара! Вода, только горячая…

Попробовал я – точно! Обыкновенный кипяток, как в кастрюле перед закладкой пельменей.

- Вот это да! – говорю. – Вот это Европа! У нас хоть для вида подсластят и цветности нагонят! А тут внагляк все до копеечки крадут! Ну, сейчас я этой дрыне харакири делать буду!

- Погоди… - останавливает меня Трофимыч. – Я вот что думаю… Наверное эта штука работает, как электрокофеварка – она только кипятит воду, а заварку в нее надо самим засовывать!

- А где ж ее взять-то? В магазин, что ли, идти надо?!

Начинаем мы опять ящик исследовать и находим над соском какую-то встроенную полочку. Отвертки у нас не было, мы ее стали ключами поддевать. Не идет. Тут Трофимыч вдруг на нее нажал, она наружу из автомата и вывернулась. Смотрим – посередине этой полочки расположено отверстие.

- Во! – говорит Трофимыч. – Сюда фильтр с заваркой вставляется!

Продолжили мы поиски, и в самом низу автомата нащупал я железную ручку, похожую на рукоятку стоп-крана в поездах дальнего следования. Дернули за нее и открылся нам здоровенный ящик полный маленьких круглых пласстмассовых коробочек. Вынули мы одну, понюхали, - точно! Внутри кофе засыпан!

- Да, - говорю я, вставляя коробочку в отверстие полочки и засовывая очередную монету в прорезь. – Чтоб кофе выпить, надо Гарвардский университет хотя бы заочно закончить! И ведь заметь – мы с техническими навыками еле-еле до сермяжной правды добрались! А как же рядовой обыватель в виде восьмидесятилетней бабки с этим аппаратом борется?

- Это-то меня и смущает, - задумчиво произносит Трофимыч, отхлебывая из стаканчика. – Прав ты – что-то здесь не то…

Тем временем и мой стаканчик наполнился. Попробовал я – кофе, конечно, но какой-то невкусный, не сладкий… Бурда, одним словом.

-Ладно, - говорю. – И у них тут не все гладко. Тоже экономят на всем и народу мозги пудряд.

Взяли мы свои стаканчики, уселись на стульчики. Хлебаем эту гадость и “Юманите” с умным видом просматриваем. И тут заходит в вестибюль наш приемщик. Лицо у него довольное, пообедавшее. Улыбается нам, подходит к какому то столику поодаль стоящему и нами впопыхах и от страшного умственного напряжения незамеченному, берет с него что-то и к нашему многострадальному автомату направляется. И замечаем мы с ужасом, что в здоровый ящик он за коробочками не лазает, а засовывает в полочку что-то другое, от стола принесенное. Потом забирает стаканчик и к столу возвращается, шебуршит там немного и вместе с ним куда-то уходит…

Мы, конечно, тут же к столу метнулись. А там! Этих коробочек с кофе, чаем и всем, что на автомате перечислено – видимо-невидимо! И сахар, и сливки, и молоко, и ложечки, и джемы какие-то, и печенье… Даже салфетки в трубочки скатанные разложены.

- Чего ж мы хлебаем-то? - спрашиваю я Трофимыча.

- Чего-чего… Отработку, блин! По второму разу кофе перегнали…

- То-то, чувствую – отрава какая-то… Давай по настоящему вдарим, что ли?

- Нет уж! – говорит Трофимыч. – Спасибо… Пойдем отсюда. Обед кончился. Может “Опель” уже готов…

Плюнул я с досады на белоснежный кафель и побрел вслед за другом к стеклянным дверям, которые сами заранее открываются, чтобы какой-нибудь очередной турист на них ручку искать не начал…

[Nymph]

(сладкий сон Трофимыча в прозе)

Ехали мы однажды с Анатоличем по кольцевой дороге...

- Ша, приехали... - Анатолич крутанул руля вправо и, выехав на обочину, резко затормозил. Пыль клубами ворвалась в открытые окна машины и немедленно стала набиваться в нос и скрипеть на зубах. Анатолич злобно рванул ручку замка капота, сообщил - до какой именно степени ему надоел "этот аппарат" и вышел из машины. Порывшись в моторе, мы с прискорбием констатировали безвременную кончину распределителя зажигания, а по-простому - трамблера, который, как метко заметил Анатолич: "умер для спорта".

Перед нами замаячила реальная альтернатива: доставать из багажника веревку и, мольбами и угрозами, упрашивать кого-нибудь оттащить машину домой или пускаться в пеше-попутную местную командировку на ближайший "черный" рынок запчастей, где добрые дяди за пятьдесят-сто тысяч рублей внимательно и чутко отнесутся к нашему горю.

Мы успели обсудить оба варианта и приступить к принятию решения, как вдруг услышали сзади хрипловатый голос:

- Сынки, сделайте милость, довезите старика до Алтуфьевского шоссе...

Оглянувшись, мы обнаружили весьма опрятно одетого деда, родившегося судя по всему, в славную эпоху отмены крепостного права на Руси, с окладистой бородой, густыми бровями и суковатой палкой в руке. Через его костлявое плечо была перекинута сумка с надписью "Porsche" и изображением автомобиля "БМВ" кисти неизвестного автора.

- Мы тебя, отец, даже на Луну свезем, - процедил сквозь зубы Анатолич, - только вот конь наш в коленках ослаб...

- Вижу-вижу, - глянув под капот, сказал старик.

- Чего ты там, старый, узрел? - саркастически поинтересовался я. - В твои молодые годы народ, поди, от паровоза-то, как от чумы шарахался...

- Да... Тогда и впрямь, таких трамблеров не было... Все на совесть делали, на века...

Мы переглянулись, а дед расстегнул сумку и, к нашему неописуемому удивлению достал из нее... злополучный распределитель.

- Сами поставите, или мне с трясущимися руками мучаться?

- Ты, батя, волшебник! - моментально отреагировал Анатолич и нырнул под капот.

- Ну, не совсем, - без тени улыбки заметил старик.

Через пять минут мы тронулись. Старик вольготно развалился на заднем сиденье и, похоже, задремал. Так и доехали до "алтуфьевки".

- Слушай, дедушка, - повернулся я к нему. - сколько с нас за трамблер-то? Или ты его с собой заберешь?

- Железяка эта мне ни к чему, а вот за то, что подвезли, желаю я вас отблагодарить...

Мы посмотрели вниз и обомлели: в руках старик держал... стодолларовую купюру!

- Вот что, дед, - сказал Анатолич, - едем мы в славный город Кимры, и путь наш лежит по Дмитровскому шоссе, на котором и так-то с ослабленной нервной системой делать нечего! Так ты еще над нами издеваешься! Говори, почем деталь, и ступай себе, с Богом!

- Ну, раз денег не берете, тогда поездку вашу я сделаю легкой и приятной. На всю жизнь запомните.

И старик вдруг пальцем указал нам на лобовое стекло. Мы, как по команде повернулись, но впереди ничего существенного не происходило. Мы снова посмотрели назад, но там уже никого не было...

II

- Ну и дедуган! - бормотал Анатолич поворачивая с МКАД на "дмитровку". Валютчик! Самому пора о смертном одре смекать, а он "баксы" мечет! И запчасти в сумке возит... Чудеса!

- Все-таки нехорошо, что мы не расплатились, - переживал я. - Да ему твои "деревянные", как зайцу - коньки. У него, небось, полная торба "зеленых"!

Мы повернули на стрелку и, как по команде, вздрогнули.

- Ух, ты! - заревел Анатолич и изо всех сил нажал на тормоз.

Вместо убогого двухрядного ухабисто-канавистого и извилистого Дмитровского шоссе под нашими колесами начиналась и упиралась в горизонт прямая, как стрела автострада. Встречное движение было отделено ослепительно белыми с черными полосами "отбойниками". Пластиковая разметка, словно отлитая из мрамора, делила проезжую часть, ровную, как дно высохшего соляного озера, на четыре ряда. В ста метрах впереди на консоли располагался огромный указатель, на ярко-зеленом фоне которого было начертано: "Дмитров 54" и "Счастливого пути!".

- Это чего? - сдавленно, словно доставая слова из желудка, произнес Анатолич. - Судя по указателю - дорога на Дмитров.Анатолич посмотрел на меня, как на пациента клиники Ганушкина.- Ее что же, за две недели построили? У нас яму-то у дома четыре алкаша два месяца засыпали!

- Может фирма какая-нибудь сподобилась? Дед-то говорил, что на всю жизнь дорогу запомним. Наверно, знал...

- Ты мне про этого Аль Капоне лучше не вспоминай. Что делать-то будем?

И тут, моргая тремя мигалками, подлетела бела-голубая машина ГАИ. Из нее степенно вышли два подтянутых милиционера и, почему-то улыбаясь, направились к нам. Анатолич вжался в сиденье.

- Ага. Деда замели с долларами! Теперь нас вязать идут. Ишь лыбятся!

Чуяло мое сердце - мафия! Говори, что батю в первый раз видели... Сжалились, мол, над пенсионером. Кто ж знал, что у него "грины" по карманам напиханы?!

- Так мы и вправду его впервые встретили, - ощущая всем телом какой-то озноб, проговорил я.

Тем временем, шедший чуть впереди капитан, достиг нашей машины и, отдав честь, все с той же приветливой улыбкой произнес:

- Добрый день! Рады вас приветствовать!

Анатолич привычным движением извлек из кармана права и техпаспорт.

- А документы нам не нужны. Претензий у нас нет.. Просто Вы резко затормозили, и мы подумали, что необходима какая-то помощь. Что-нибудь случилось?

- Нет... Просто дорога какая-то незнакомая...

- Это шоссе Москва - Дубна. Протяженность около 100 километров Движение в четыре ряда в каждом направлении. Пересечений в одном ярусе не имеет. Скорость ограничена до 120 км в час. Какую еще желаете получить информацию?- Нет, спасибо...- Тогда, всего хорошего. До свидания! По любым вопросам обращайтесь на посты ГАИ. Будем рады помочь.

"Гаишники" еще раз широко улыбнулись, сели в машину и уехали.

Еще с минуту Анатолич, застывший, как изваяние, с видавшими виды правами в руках провожал их затуманенным взором.

- Здесь целый клан! - наконец сказал он. - Дед их всех нанял. Ясно - оплата в СКВ! Все, разворачиваемся, пока они на нас всей шайкой не навалились! Заманят поближе к Кимрам и... хана!

- А чего с нас брать? - с сомнением сказал я. - Денег у нас - кот наплакал - на них скоро в платный туалет не пустят. Одеты мы не "Бурдой-моден", а прямо скажем, как типичные представители пролетариата после ночной смены?!- А машина?- Господь с тобой! Да если б нашу машину какой-нибудь Форд увидел, он бы всплакнул с горя и выписал нам гуманитарную помощь, как пострадавшим в автокатастрофе! На ту сотню, что нам дед совал, из таких рыдванов можно вокруг нашей автобазы забор построить!Анатолич, как-то неуверенно завел машину и потихоньку поехал по крайнему правому ряду, словно боясь провалиться в открытый колодец. Так мы трусили минут десять, но видя, что остальные участники движения не вполне разделяют наши опасения, а наоборот жмут вовсю на акселераторы, тоже начали разгоняться. И тут наш автомобиль резко вильнул влево. Анатолич бросил газ, выровнял машину и остановился.

- Наверно колесо спустило! - с подозрением в голосе предположил он.

Так и оказалось. Левое заднее. Анатолич ехидно посмотрел на меня.

- Я ж тебе говорил! Дед, змей, шилом проткнул!

- Да откуда у деда шило-то?

- У него там в сумке целый автосервис! Точно рассчитал, ирод. – Анатолич обернулся и чуть не захлопал в ладоши, - Вот они, архангелы! Явились! Ну, старик! "Коза ностра"!

К нам стремительно приближался ярко оранжевый фургон. Издалека на передней панели отчетливо была видна надпись "Помощь на дороге". Анатолич проворно кинулся к багажнику, распахнул его и вытащил огромную кувалду, которой в армии выбивают пальцы из танковых гусениц. - Хватай монтажку, - заорал он, - живыми не дадимся! Тем временем фургон плавно объехал нас и остановился. Из него выскочили трое ладных парней в таких же оранжевых комбинезонах, и не обращая внимания на Анатолича, напоминающего в своей неповторимой решительности фрагмент скульптурной композиции "Перекуем мечи на орало", распахнули задние двери автомобиля. Оттуда они вытащили маленький столик и два пластиковых кресла, которые расположили на асфальте. На столик бросили пачку газет, поставили высокие стаканы и пару бутылок с лимонадом. Затем из машины был извлечен гидравлический домкрат и пневматический гайковерт.

- Присаживайтесь, пожалуйста! - сказал нам один из них, видимо старший, указывая на столик. - Мы потратим на ремонт минут десять. Извините, что задержались: неожиданно прервалась связь с вертолетом, который вас заметил.

Ребята подвели домкрат под машину, но тут к ним кинулся, несколько пришедший в себя Анатолич.

- Назад, бандюги! Не дам! - прохрипел он, хватаясь одной рукой за домкрат, а другой цепко удерживая кувалду.Механики вопросительно посмотрели на старшего.- В чем дело? - поинтересовался тот.

Я обнял Анатолича за плечи, и с трудом усадил его в кресло.

- Знаете, ребята, - сказал я старшему, - вы нас наверно с кем-то путаете! Колесо мы и сами заменим. Денег у нас раз-два и обчелся... К тому же не фунты, не марки и даже не монгольские тугрики...

- Но компьютер показал, что ваша машина застрахована в нашей компании, - пожал плечами старший. - Стало быть, ремонт бесплатный. Проезд по дороге тоже оплачен... Какие проблемы?

Анатолич как-то внезапно обмяк, в два глотка опустошил бутылку со столика, поставил кувалду между колен и со словами: "делайте что хотите", углубился в изучение "Медицинской газеты". За всю процедуру ремонта, он лишь однажды недоуменно скосил глаз, когда один из механиков, пока другой бортировал колесо в машине на маленьком станочке, открыл капот и, проверив уровень, долил в мотор масло. Наконец, гайковерт пропел последний раз. Старший жестом пригласил нас к машине, и прощаясь, протянул нам две зажигалки.

- Так как колесо спустило на нашей дороге - фирма просит у вас тысячу извинений! Нет ли претензий? В таком случае, до свидания! Кстати, у каждого километрового указателя расположен наш телефон. Всегда готовы помочь! Фургон укатил.

- Ищи съезд с этой проклятой дороги! - сказал Анатолич. - Иначе, или нас загоняет эта дедовская мафиозная семейка, или в конце пути ты меня подвезешь прямо к "желтому дому"!

- А мне нравится, - сказал я. - Чего ты нервничаешь? Сказали же тебе: все оплачено, все в порядке... Поехали. А то такими темпами мы в Кимры только к утру приедем.

- Если вообще приедем... когда-нибудь, - тут я увидел, как у железного Анатолича навернулась мутная слеза, но он быстро взял себя в руки и рванул с места. Ровное, как биллиардный стол, шоссе бросилось под колеса.

[Nymph]

III

Анатолич всматривался в почти пустую дорогу, как впередсмотрящий в

поисках земли на корабле со сломанным компасом.

- Что-то ты сегодня сверхбдительный, как чекист в 37-ом?

- На этом чертовом шоссе не то что чекистом, самим Лаврентием Палычем станешь... Сколько проехали, а ни единой ямы, ни трещинки, ни открытого колодца... Беда!

- Так, радуйся!

- Чему? Раньше-то по "дмитровке" едешь, как по собственной квартире гуляешь. Все знакомо до тонкостей. Вначале - ничего, левым рядом и притопить можно. В Трудовой Северной больше 30-ти - смерть: диски в узел, амортизаторы на помойку, шаровые на свалку... На новом объезде, вообще, лучше по обочине - там дорогу к "октябрьским" сдавали. Короче, кругом ямки, ямы и ямищи, но все свое, родное, привычное! А тут... Как паркет в Георгиевском зале. Ни на секунду не расслабишься, и в каком именно месте в котлован гробанешься - неизвестно. Мука, а не езда!

- А может его и нет, котлована?..

- Откуда в тебе столько язвительности? Как это - нет? Что ж тут, жизнь замерла? Конец света? Какой же уважающий себя тракторист при таком автобане станет гусеницы на обочине пачкать?! Какое местное СМУ-ДРСУ имени Розы Люксембург устоит перед соблазном такое знатное покрытие отбойными молоточками поковырять? На трубочку внизу поглядеть: не заржавела ли, родная?! Так что, - глаз да глаз нужен...

За этими разговорами мы и увидели очередной громадный указатель - "АЗС".

- Заправимся? - предложил я.

Анатолич снова посмотрел на меня, как на безнадежного шизофреника, но к заправке свернул. Все насосы АЗС находились под общим большим навесом, на торце которого красовались надписи: "АИ-95", "АИ-93", "А-76", "Дизтопливо", "Газ".

- Нет только дров и плутония, - усмехнулся Анатолич. - Понавешают всякой фигни... У нас в соседнем гастрономе тоже во всех витринах: "Мясо", "Птица", "Рыба", "Молоко"! Или того пуще - "Сыры"! А внутри из всего мяса - только заведующая, а из рыбы - морская капуста урожая 1913 года... Зря сворачивали: ни одной машины. О бензине здесь, похоже, слышали только из устного народного творчества местных долгожителей.

Действительно, отгороженная от трассы подстриженными кустиками АЗС прямо-таки пугала первозданной чистотой. Какой-то паренек в синей спецовке, надраивавший шваброй проезд между колонками, увидев нас отставил свой инструмент и бросился к машине.

- Добрый день! Какой у вас сорт топлива?

- Антрацит! - открыв окно, сказал Анатолич, - Давно бензина нет?

- Почему же нет?! - пожал плечами парень. - Есть...

- И "93-й"?

- Разумеется. Отдохните пока в кафе: там есть телевизор, кофе, бутерброды, телефон, журналы... Сколько заправить? - он указал на стеклянную дверь с надписью "Добро пожаловать" и взялся за ручку двери автомобиля.

- Ха! Заправщик! - Анатолич аж подпрыгнул. - Десять в бак, пять – себе, пока мы с корешем чаи гонять будем?! Молодец! И соляры для общего веса плеснуть не забудешь? - Да вы что? - всплеснул руками парень. - Тогда бы у нас никто не заправлялся, и мы бы мгновенно разорились! Кроме того, я должен протереть стекла и фары, проверить уровень масла, тормозной жидкости, давление в шинах...

- А регулировать клапана и менять задний мост ты не собираешься?

- Пожалуйста, но за это надо платить отдельно, а то, что я перечислил, входит в стоимость топлива.

- И почем же у вас бензин? Небось, дешевле в бак французских духов надудонить?

Тут я толкнул Анатолича и указал ему на светящееся табло с указанием расценок. "93-й" стоил чуть больше, чем в Москве...

- Это в какой же валюте? - прищурил глаз Анатолич, - Жаль мы у одного милого дедушки намедни не подзаняли гульденов...

- Угомонись. Написано же - "рублей". - сказал я, и, отсчитав деньги протянул заправщику, - Двадцать в бак и столько же в канистру.

- А зачем в канистру? Наши АЗС расположены по всей трассе через каждые 10 километров. Канистру можно заправить и на последней...

- А если там бензина нет?

- Этого, вообще-то, не может быть, но вы можете узнать у диспетчера: она запросит компьютер и скажет сколько и где имеется топлива.

Анатолич покрутил головой в поисках места, куда лучше плюнуть, но не найдя такового проглотил слюну и покорно поплелся в сторону кафе...

IV

Сменив за рулем вконец расстроившегося друга, которого в кафе безуспешно пытались угостить соком манго и анчоусами, я наслаждался прекрасной дорогой. Анатолич понуро наблюдал за спидометром и качал головой.

- Слушай, - вспомнил я, - сейчас будет Яхрома. Заедем на сервис? Мне полкило "грунтовки" нужно.

- Давай, - оживился Анатолич. - Хоть там дадим передышку нервной системе... Сунем четвертной сторожу, чтобы пройти, стольник - малярам, чтобы налили, под полой вынесем... Сворачивай! Отдохнем от этого безобразия.

Мы съехали на виадук с указателем "СТОА", которого раньше не было и по двухрядной, но такой же безукоризненной дороге подъехали к сервису. У станции стояло всего полтора десятка машин. Не было и обычного "хвоста" на мойку, через которую рядовые автолюбители "с улицы" попадают в цепкие лапы техобслуживания, полагая, что все их мучения остались за ее воротами. Однако, работники СТОА так быстро развеивают эти наивные предположения, что процесс приемки впоследствии по сравнению с ремонтом вспоминается, как купание на пляжах Майами во время гибели Помпеи...

- Закрыто, - предположил Анатолич, когда мы подъехали к воротам станции, но тут ворота начали открываться и оотуда к нам направились два рабочих в темных комбинезонах.

- Здравствуйте! Заезжайте! – приветливо крикнул один из них и поманил нас рукой внутрь.

Я включил передачу.

- Ты куда? – завопил Анатолич. – Сам в капкан лезешь?

Он решительно вышел из машины и тяжелой поступью двинулся к воротам. Предчувствуя, что у меня появилась возможность увидеть премьеру "Песни о купце Калашникове" в исполнении яхромского драмкружка, я кинулся следом. И тут откуда-то появился человек в сером костюме, галстуке и очках.

- В чем дело? - строго глядя на рабочих, спросил он. - Почему машина не на подъемнике?

- А они не хотят заезжать...

- Что??? - в голосе начальника зазвенел булат героев Куликовской битвы. - А почему уважаемые клиенты должны САМИ заезжать? Кто тут на работе?! У вас что рук нет или прав? Извините, ради Бога, - он повернулся к нам, - за бестактность наших сотрудников. Они сейчас проведут полную диагностику на стендах и принесут нам данные. Потом определимся - что необходимо сделать. А пока, прошу вас к себе в кабинет. Выпьем по чашечке кофе! - Нам, собственно... - начал я, со страхом глядя на Анатолича, лицо которого напоминало своим цветом затасканную шинель милиционера, но "костюм" не дал мне договорить.

- Понимаю, понимаю! Диагностика у нас бесплатная. Оборудование – последнее слово техники! Не захотите ремонтироваться - дело ваше. Но я и так вижу, что машину, например, надо покрасить...

- И через полгода забрать... Нам, дорогой, в Кимры надо, а завтра обратно. И денег таких с собой нет. Так что - извините... - Чудесно! Завтра утром и получите свою отремонтированную и покрашенную "ласточку", а заплатить можно в рассрочку, переводом, чеком... Думаю и цена вас устроит... - и он назвал вполне приемлемую сумму.

- А в Кимры пешкодралом наяривать? - спросил я, с сомнением осматривая "ласточку", скорее напоминавшую петуха, чудом уцелевшего после неравного боя с дюжиной диких котов.

- Ну, что вы! На время ремонта мы предоставим вам другой автомобиль. Вполне надежный и современный. Так, что...

Договорить он не успел... Одним прыжком, дальности которого позавидовал бы легендарный Боб Бимон, Анатолич преодолел расстояние до машины. Оттолкнув слесаря, он влетел в салон. Взревел мотор. Автомобиль, пробуксовав задними колесами по асфальту рванулся с места. Развернувшись "на ручнике", Анатолич подлетел к нам и затормозил "юзом". Открылась правая дверь, и прежде, чем я успел что-либо сообразить стальная рука втащила меня в машину. Мотор завизжал раненым кабаном, унося нас прочь от станции. Первый километр мы прошли в стиле Айртона Сенны, как вдруг увидели на дороге знакомую фигуру.

Опершись на суковатую дубину и склонив голову, на шоссе стоял старик...

Поравнявшись с ним Анатолич резко затормозил и, выскочив из машины, рухнул перед дедом на колени.

- Дедуля, родной, - протягивая руки, как Иоанн-креститель к являющемуся народу Христу, взмолился он. - Что я тебе плохого сделал, чем неугодил?! За что ты на меня столько бед накликал?! Освободи ты нас от своих чар! Век помнить буду!.. Старик внимательно посмотрел на Анатолича, глубоко вздохнул и произнес:- Будь по-твоему...- он повернулся и медленно побрел прочь.



V

Мы проваливались в ямы и брякались о бугры. Машину трясло на ухабах, она стонала всеми своими частями и агрегатами. Нас обгоняли и "подрезали", моргали фарами и гудели, шли "в лоб" и сталкивали в кювет...

Мы ехали по Дмитровскому шоссе.

Лицо Анатолича озаряла счастливая улыбка. Он беззаботно насвистывал арию Мефистофеля из бессмертного творения Шарля Гуно. По шершавой, как терка, узкой и пыльной дороге мы приближались к посту ГАИ. Вдруг из него вышел грузный инспектор и небрежным взмахом жезла приказал нам остановиться. Анатолич испуганно подошел к "гаишнику". Тот, не глядя на него, чинно и важно обошел машину, подергал руль и, сунув руки в карманы мятых брюк, сказал:

- Так... Резина плохая, люфт больше нормы, машину надо красить... Снимай номера!

Анатолич широко улыбнулся, кинулся к инспектору, обнял его и, крепко прижав к груди закричал:

- Родной ты мой! Наконец-то... Свои, Трофимыч! Свои!!!

[Nymph]

...Едем мы однажды с Трофимычем по дороге... Вернее, едет Трофимыч, а я за штурмана заседаю: в тот день был его черед с нашим механизмом бороться. Мастерство оттачивать. А день выдался, я вам скажу, особенный. Зима на дворе, январь. Только-только очередной решающий этап экономической реформы грянул: цены либерализовали. Отпустили маленько. Трофимыч в связи с этим торжественным событием мелкие деньги по 5-10 тысяч в карманы брюк из портмоне переложил. Говорит, что за колбасой с чемоданом ходить не солидно. Но день был необычный не поэтому. К реформам-то мы за восемь лет сплошных перестроений привыкли, всей душой привязались. Политики в этом вопросе своими нестандартными решениями знатно нас поднатаскали. Один пореформит пару-тройку годков - приболеет с пенсией в три лимона, персональной машиной ручной сборки и охраной, численностью до взвода с табельным огнестрельным оружием, чтобы случайные прохожие не мешали ему про былые политико-экономические художества мемуары строчить на приватизированной даче с участком размером с княжество Мона ко, центральным отоплением и противоатомным убежищем. Другой новые деньги с орнаментом в оборот запустит, бабушек со "смертными" в колонну по три у сбербанков выстроит, устроит с дружками комедию при поддержке танков и на Матросскую тишину... Третий... Четвертый...

Короче, из-за каких-то там цен день особенным не покажется. Шибко притерлись мы к таким выкрутасам.

А дело было в погоде. Зимы-то в последние годы стоят теплые, бляклые какие-то, слякоть... А тут ни с того, ни с сего грянуло минус 30! И с ветерком. Стужа лютая! А нам с Трофимычем, как назло, приспичило выехать на просторы Московской области по очень важному делу. Понятно, с утра стартер даже на пол-оборота не сдвинулся. Ну, этим нас не возьмешь! Поймали мы грустного таксиста, зацепились веревкой за его рессору, махнули кругов десять вокруг района и завелись. Минут за сорок мотор прогрелся до комнатной температуры, и мы поехали. По радио музычку изловили, чтобы разные стуки, скрипы и бряки нашего лимузина слух не резали и фурыкаем потихоньку. Машин вокруг почти совсем нет. Воскресенье. "Чайники" по гаражам и стоянкам своих железных коней держат, моторесурс берегут, чтобы летом, по выходным нашу кровушку до капли выпить. Кто-то по причине крутой холодрыги завестись не может. Вообщем, пустыня Гоби, а не Варшавское шоссе. Правда, иномарки разных СП и МП изредка провжикают, небрежно нас обойдут и укатят. В другой день, при плохом настроении можно и с ними пободаться: в большинстве на этих "Ниссанах" и "БМВ" ездят всякие биржевики и кооператоры с ограниченной ответственностью. И гоняют они на двухсотсильных моторах дюже прямолинейно, пытаясь здоровой "гашеткой" компенсировать пробелы в тактике и стратегии, которые вместе с правами на Рижском рынке не продаются.Но при наших ямах, "плотняке" и изделиях Кременчугского автозавода в левом ряду этого маловато...

Ладно. Фырчим мы, короче, по "варшавке" и заходит у нас душевный разговор о рыночной экономике, которую бойко и однобоко насаждают на каждом углу в ларьках здоровенные битюги комсомольского возраста, толкая ни в чем неповинному населению "Пшеничную" по 20 "штук" из соседнего гастронома и трусы по четверть лимона, при виде которых мосье Кардена немедленно хватил бы апоплексический удар.

Трофимыч пытается втолковать мне теорию, что любой товар стоит столько, сколько за него могут заплатить. А я, находясь на более правой позиции, убеждаю его, что весь наш рынок - махровая спекуляция, за занятие которой на заре своей власти рабочие, крестьяне и матросы "рыночников" старшего поколения без суда и следствия расставляли у первой попавшейся вертикальной поверхности и, смачно выплюнув самокрутку, кардинально перевоспитывали с помощью изобретения господина Мосина, образца 1898 года, калибра 7,62.

- И хоть жили мы, - говорю, - не богато, но моя мать при виде ценника на сосисках и сметане корвалол пивными кружками не глотала, а батя с получки выпивал на заводе с друзьями стаканчик "Столичной" от души, а не мерил, как нынче, дозу самогонки аптечной мензуркой, рукавом не занюхивал и слезою горькой не запивал.

Трофимыч опять свои доводы проталкивает: конкуренция, монополия, инфляция...

- Чего ты понимаешь? - говорит. - Серость! Ты даже основ-то не слышал. Ну, что такое лизинг? Холдинг? Бартер?

Раскричался, руками размахивает. Хоть на трибуну с графином выводи. Того гляди слюна пойдет.

- Ты, - замечаю, - не ори. И руками руль хоть изредка придерживай. А то вляпаешь какому-нибудь своему другану-брокеру поперек "Мерседеса", и он с нас по всем волчьим законам твоего рынка всю шкуру до костей соскребает.

Так, слово за слово, по ходу этой деликатной дискуссии выехали мы за город. И вдруг Трофимыч берет резко вправо и притормаживает. С пятого качка тормоза у нас насмерть берут. Останавливаемся.

- Пойдем,- говорит Трофимыч. - Поможем.

Я ногтями две недели нестриженными лобовое стекло поскреб, которое от жгучего мороза льдом изнутри покрылось и через образовавшуюся амбразуру вижу любопытную картину.

Стоит перед нашим бампером на обочине ВАЗ-21099. "Мокрый асфальт".

Ну, это ладно. С шедеврами Тольятти мы свыклись. Но рядом с этой "девяносто-девяткой" располагается с поднятой рукой, прямо скажем, не рядовая дама лет двадцати пяти в роскошном полушубке, джинсах и сапогах, какие мой товарищ жене купил, предварительно продав машину и телевизор.

- Ага,- говорю,- джентельмен! У тебя дедушка в палате Лордов часом не заседал? Иди, замерзай с ней на пару вместе со своими рынками и биржами. Как станете цвета ее машины, я вас сюда перенесу. Котяра...

- Пойдем, - упирается Трофимыч. - Продолжим прения на свежем воздухе.

- Сейчас, - бурчу,- из этого "асфальта" небось кавалер с канистрой вылезет и бензин клянчить начнет. А подружку свою живцом на такого долдона, как ты, выставил. И совсем было я приготовился с тепого плацдарма лицезреть дальнейший разворот событий, как возникла в моей, одурманенной Трофимычевыми теориями голове одна коварная мысль.

- Ладно, - говорю. - пойдем. Но поклянись мне страшной клятвой, как клялся давеча крупный теоретик Егор Гайдар о неизбежности светлой жизни, что в мои действия ты встревать не будешь, а в случае чего, станешь только поддакивать и одобрять, кивая головой в такт моей речи.

- Чего это ты удумал? - прищуривает глаз Трофимыч.

- А то, - отвечаю, - что проведу я сейчас с тобой выездной семинар, этакую лабораторную практическую работу, и окуну твои отравленные мозги в гнилое болото наших рыночных отношений, кои ты мне битый час с пеной у рта пропагандируешь.

Выхожу я с этими словами из машины, вдыхаю полные легкие чистого льда, и надувшись от избытка собственного достоинства, как младший ученик автослесаря на станции техобслуживания во время замены предохранителя в присутствии клиента, двигаюсь походкой Людовика XIV в сторону крепко взгрустнувшей дамы.

А надо заметить, что помадка "от Диора" на ее губках уже заиндеветь успела, и бьет ее трясучий колотун, как нашего сварщика Геннадьевича наутро после аванса.

- М-м-маш-ш-ш-шина...- говорит.

- Что машина?! - строго спрашиваю я, а сам на полушубок глаз кошу: хоть и богатый мех, а в такой морозище против нашей телогрейки - туфта.

- Это песец? - интересуюсь, чтобы разговор завязать.

- Сами Вы песец! - вспыхивает барышня, будто я нецензурно выговорился. - Это - норка...

- Подумаешь, - говорю. – сами-то, небось, передний бампер от спидометра не отличаете, а за руль хватаетесь… А я из мехов только ондатровую шапку на соседе видел. Могу, случайно, бобра с нутрией и спутать…

И тут Трофимыч в нашу светскую беседу бесцеремонно так вмешивается.

- Пардон, -говорит, - мадам, моего друга за дерзость и бестактность, невежественно допущенные в отношении Вашего очаровательного манто. У него большое горе - он вчера ненароком сломал любимый рожковый ключ на 32, которым регулировал карбюратор "Солекс" в "Ламборгини - Дьябло" жены Чрезвычайного и Полномочного посла одной, прямо на глазах развивающейся державы. Однако, позвольте полюбопытствовать: какая скрытая неполадка этого сверкающего седана заставила столь прелестное создание молить о помощи меня и моего неотесанного товарища в столь не способствующий капитальному и мелкосрочному ремонту час?

Я даже рот открыл от удивления, сравнивая эти соловьиные трели с теми междометиями, которыми Трофимыч клял намедни всех подряд - от изобретателя двигателя внутреннего сгорания до начальника автобазы, гукнувшись в яме головой о редуктор заднего моста.

А "мадам" аж порозовела от удовольствия. Разомлела. Того гляди ручку для поцелуя подаст.

- Видите ли, - щебечет Трофимычу. - Мой муж подарил мне эту машину на годовщину свадьбы. Я, вообще-то, хотела "Вольво" или "Мицубиси", но он...

- Слушайте, гражданка, - вежливо перебиваю я эти воспоминания, одновременно наступая Трофимычу на ногу, чтоб он ей того-гляди шаркать не начал. - У меня на ногах, как видите, не унты, и я с ненцами по Крайнему Северу оленей не гонял. И посему смею Вам заметить, как сказал бы мой коллега по учебе в народной школе изысканных манер при автобазе N 1, что на улице "не травка зеленеет, солнышко блестит", а чудом незаконченное средне-специфическое механосборочное образование позволяет нам отличить "Запорожец" от "Феррари". Поэтому, трогательные семейные истории доскажете потом, а сейчас говорите коротко: что с машиной?

- Внезапно перестал работать двигатель.

- Понятно: заглохла. Бензин давно заливали?

- Час назад.

- Покажите пальцем - куда лили?

- Ну, знаете...

- Знаю. Один мой знакомый три месяца доливал тосол в бачок опрыскивателя лобового стекла.

Выясняется, что местоположение крышки бензобака даме знакомо. Пришлось покрутить мотор стартером, и убедившись, что он, вместе с аккумулятором находится вне подозрения, открывать капот. Зоркий в своих лупах Трофимыч соскочивший раз'ем коммутатора с ходу узрел, но его попытку устранить неисправность я пресек моментально, прошипев: "не тяни грабли", и, отдавив ему вторую ногу, столь стремительно захлопнул капот, что он едва успел эти самые "грабли" убрать.

- Дело, тут, сложное, трудное, практически невыполнимое, - радостно потирая руки говорю я обладательнице "очаровательного манто" сладким задушевным баритоном, после чего сгребаю Трофимыча в охапку и, пока он не начал разглагольствовать об электрооборудовании, со словами "помнишь Виктор с этим две недели бился" тащу его к нашей машине.

- Ну, сделайте хоть что-нибудь! - восклицает дама, дойдя в своем вопле до ля-бемоль второй октавы.

- Можем подвезти до электрички, - галантно предлагаю я, представляя как смотрится норка на фоне изрезанных сидений поезда и, взятых явно не от Матфея и Луки, надписях на стенках тамбура. - Что касается автомобиля, то в нем сгорело очень важное реле, без которого ее не заведут даже в "конюшне" Мак-Ларена. Впрочем, это долгая и утомительная электромагнитная история, которую мой товарищ, известный своим красноречием, расскажет Вам от "А" до "Я" по дороге на станцию, включив в свою лекцию краткие биографии Яблочкова и Лодыгина, ленинский план ГОЭЛРО и теорию Майкла Фарадея.

Тут дама совсем обмякает. Как княжна Тараканова во время потопа. Того гляди в рев ударится.

- А у Вас нет этой детали? - спрашивает.

- По чистой случайности одно завалялось, - говорю, извлекая из "бардачка" реле включения стеклоочистителя, приказавшее долго жить во время незабываемой московской Олимпиады 1980 года. У дамы дух захватило. Как-будто я ей бриллиантовое колье показал, прямо с шеи английской королевы снятое. Пришлось даже дать подержать ненадолго.

- А оно работает?

- Как швейцарские часы "Ролекс". На стенде вчера проверяли.

- Сколько?

Вот этого перехода на "сермяжную правду жизни", как говаривал В.Лоханкин я и ждал. Осмотрел я еще раз внимательно манто и машину, подбросил реле на ладони, и приговор вынес:

- Сотку!

- Рублей? - с готовностью предполагает дама.

- Доллаpов, девушка, - остужаю я ее радость решительным тоном, которому позавидовал бы даже Понтий Пилат, - пpи всей нашей гоpдости за отечественные денежные знаки, мы, извините, пpедпочитаем СКВ.

- Ну, это слишком...

- Каждая вещь в условиях рынка стоит столько, сколько за нее могут заплатить в данный момент и в конкретной ситуации, - глядя в замерзшие очки Трофимыча взглядом боярыни Морозовой с полотна Василия Сурикова произношу я. - Так что, извините, что отнял у Вас столько времени. Надеюсь, что в следующей машине будет ехать истинный джентльмен, который отдаст Вам свое реле и останется замерзать, как герой известной народной песни о ямщике.

- Черт с вами! Ставьте!

- Прошу учесть, что наша фирма за установку плату с клиентов не берет!

Получив деньги, я усаживаю девушку за руль, открываю капот и блок предохранителей и, положив на блестящие и чернеющие реле только что выданные мне пять поpтpетов господина Джексона, защелкиваю крышку. Ну, и разъем коммутатора на всякий случай на место пришпандориваю. Мотор, естественно, заводится моментально.

- Только обязательно скажите мужу, чтобы на ночь вытащил реле, - с обаятельной улыбкой произносит Трофимыч. - Оно очень боится морозов...

-...И...- вырывается было у меня небольшое добавление, но Трофимыч изо всех сил наступает мне на ногу.

[Nymph]

Едем мы как-то с Трофимычем по дороге… Не по 6-й Авеню, не по Унтер-ден-Линден, а по улице имени известного теоретика лучшей жизни – Герцена. Потом на ней катакомбы вырыли, тракторами и экскаваторами перегородили, которые на ночь не глушили для покрытия лимитов солярки и улучшения сновидений жильцов окрестных строений. Мелкие ямки с ходу форсируем, колодцы объезжаем, через колдобины переваливаемся. По сторонам поглядываем. А вокруг ничего примечательного: люди по тротуарам и проезжей части как зайцы бегают, в магазины зачем-то заглядывают и при выходе слезу предательскую утирают. Погода сумрачная, радиационный фон в норме, дома серые… Скучно. До зубной боли…

С машиной нашей, образца застойного периода тоже с утра никаких достопримечательных событий не происходит. Канделябает себе… Даже подозрительно. Моторчик “подтраивает”, колодки поскрябывают, подвеска постукивает… Все как у людей, одним словом. Все, как положено. Едем не торопясь, газульку в пол не жмем: если посильнее разогнаться, то останавливаться трудновато будет. Левый суппорток-то у нас лежит в багажнике – из него тормозуха малость текла, по литру в час. И хотя заглушка на главном цилиндре стоит отменная, но ежели по-запарке покруче в тормоз дать, то малость заносит вправо. На ряд – полтора. А народ у нас от успехов перестройки стал нервный. Шарахаться начинает, как от старых сторублевок. Так что чапаем мы без суеты и резких движений.

Так, тихим сапом, доруливаем мы до Никитских ворот. И тут загорается “желтый”. Ну, правила-то мы кое-какие знаем! Конечно, если нас внезапно спросонья и с похмелья спросить: как тащить сани-волокуши через переезд, мы можем сразу и не угадать. Но то, что на “желтый” лучше остановиться – это в крови! Короче встаем. Сзади, понятно, народ шустрый едет, не шибко терпеливый. особенно на черных “Волгах” с антеннами. Фарами моргают , гудят, слова разные нехорошие произносят, к нашему гнутому бамперу прижимаются. Но у нас нервы толщиной в трос спидометра и в таких боях местного значения закаленные, что ежели чья артикуляция губ совсем за габариты транспортного средства выйдет, то мы можем и заглохнуть внезапно. Знак аварийной остановки из рельса сваренный выставить. Капотик приоткроем, давленьице в шинах измерим… Потом поедем. Гуськом…

Ладно. Стоим мы на площади. “Красный” здесь горит долго. За газетами сходить можно. И замечаем, что слева, только в обратную сторону стоит машина. И не какая-нибудь, а “Форд”! Нулевая. В “металлик” выкрашенная. Сияет, как лысина у нашего механика Петровича. В глазах аж “зайчики” бегают. Трофимыч от удовольствия языком цокнул, тезис про рыночную экономику пробурчал. Любуемся. Плюрализмом делимся. Я утверждаю, что машина переднеприводная, а друган мой в прениях гнет, что “классическая”. И тут мы разом на водителя взглянули. По первости, вроде ничего особенного. Обычный фирмач – очечки, галстук в горошек, умытый, причесанный. А вот взгляд его нам не понравился. Я такие глаза один раз в жизни видел. В Третьяковке, у Ивана Грозного, когда он сынка своего урезонил. Так же примерно и этот иностранец вылупился. Будто ему на капот инопланетяне высадились. И тут наш моторчик фыркнул и затих. Дело житейское – карбюратор-то Трофимыч с помойки принес, почистил слегка зубной щеткой и поставил. Но из-за этого малозаметного в масштабах экономических реформ события над площадью зависла тишина. При нашем-то работающем двигателе не то что “Форд”, ТУ-154 на взлете не слыхать, а как движок греметь перестал мы и усекли весь драматизм ситуации. Оказывается, мотор у этого импортного мужика тоже потух! Хозяин, видать, данную неполадку каким-то неведомым образом учуял: наверное, потому, что машина с места не двигалась. Не знаю. Но слышим мы отчетливо, как гоняет он свои буржуазные поршни стартером, а в ответ – ни гу-гу! Даже не хрюкает. Наш-то агрегат хоть на вид и неказистый и по страховке многократно оформленный, но если свечки прокалить, паяльной лампой картерок погреть и аккумулятор пару дней на зарядке выдержать, то он, хоть раз, но чихнет. К бабке не ходи! А “Форд” – ни-ни! Ни одним горшком не хватает…

Затаились мы. Интерес разобрал. Народ сзади наорался до одури, объезжать нас начал. А мы – ни с места. Пари заключили – пять литров масла против крышки распределителя. Трофимыч версию выдвигает – бензин кончился. Я опроверг: прибор-то есть! Чего-чего, а указатель топлива этот инострашка знать должен. Трофимыч свое талдычит – сломался прибор…

- Чего крутить-то? – спрашиваю. – Шланг в бак сунь, погляди: намокнет или нет.

Трофимыч у виска пальцем крутит: какой, дескать, шланг в “Форде”?!

Вообщем, перебрали мы все – от бензонасоса до датчика Холла. Чуть в рукопашной не сошлись, но никакого решения в первом чтении так и не приняли. А должен заметить, что аккумулятор в этом “Форде” какой-то термоядерный – крутит и крутит стартер. Нам столько “закруток” на пару лютых зим хватило бы. И соседям на “прикур” осталось. А капиталист, знай разряжает батарею. И все мимо. Он, бедный, от их проклятого изобилия даже представить не может такого расклада – мотор и не заводится!

Тут мне Трофимыч подмаргивает – слабо, мол? И в сторону этого горемыки пальцем тычет. Оно, конечно… С умениями и навыками, воспитанными в нас разными сервисами и “ВАЗГАЗЗАЗтехобслуживаниями”, пролетарским интернационализмом, классовым чутьем и соответствующим набором инструмента в багажнике можно даже КАМАЗ в Верхоянске при минус 55 после недельного отстоя запустить. У нас автослесарей в одном Перовском районе столицы больше, чем во всей Америке, включая Южную, Центральную и остров Барбадос! Когда это мы выезжали из дома без зарядного устройства, “прикуривателя”, тросика, на котором впору танки из болота вытягивать и других незаменимых в пути приспособлений?! И вспомогательные средства всегда под рукой: кувалдочки, зубильца, монтировочки, газовый ключик, ломик… Но вот что смущает: машина уж больно импортная. Не очень знакомая. А если при запуске ейного мотора сломаем чего ненароком? Какую-нибудь пипку свернем, не приведи Господи?! С долларами-то у нас не Эльдорадо, сами понимаете…

Вдруг инострашка насиловать мотор перестал. Наверное рука затекла. И на нас взгляд переметнул. А глаз у него стал совсем другой. Жалобный такой… Вроде ему вместо “Мишлена” на магниевых дисках “наварку” после стотысячного пробега поставили.

- Хелп, - говорит, - плиз!

Трофимыч мозги до боли напряг. Он школу всего пятнадцать лет назад окончил.

- Помощи, кажется, просит, - переводит мне.

- А может пропаганда какая? –усомнился я.

Но тут фирмач опять голос подал.

- Хелп, - буробит. И руками жестикулирует в сторону переднего бампера, как Петр Ильич неподалеку, у консерватории.

Вот тогда мы и решились. Профессионализм разыгрался не на шутку, понимаете. Неужто мы ихнюю передовую техническую мысль к ногтю не приструним? Мой батя на немецком станке времен канцлера Вильгельма по сей день наяривает, а мы что хуже?! Вышли из машины, начали свой ремкомплект из багажника тягать. Заморский гость его как увидел, чуть в обморок не улегся.

- Эй-эй-эй! – кричит.

- Ты давай чего-нибудь одно! – возмущаюсь я. – А то у тебя: то хелп, то не хелп…

Но Трофимыч за него заступился. Он иногда разную литературу про машины листает, интересуется, как они при всеобщем загнивании поршневые кольца 76,4 достают… Объясняет мне, что “эй-эй-эй” – это не в смысле “страшно, аж жуть”, а в синхронном переводе с иностранного - страховая компания “ААА”.

- Эта “ААА” может даже банку бензина в пустыню Невада доставить, - говорит.

Хмыкнул я недоверчиво, напомнил этому фантазеру, как мы с ним и с пустым баком прошлой зимой на Кутузовском полночи инеем покрывались, но сильно спорить не стал.

- Капот открывай, - говорю иностранцу.

Он опять руками дирижирует! А руки у него! Белые, чистые, ноготок к ноготку… Ни у одного нашего водителя я таких отродясь не видывал.. Глянул я на свои, что ни дня без накидного ключа не провели, на пальцы, вместе с которыми трофимыч намедни шкворень вышибал…

Короче выгрузили мы инострашку из лимузина, а там – мама родная! Ручек, кнопочек! Без стакана шотландского виски не разобраться. Покрутили, повертели, понажимали… Капот открыли. Пока Трофимыч пальцы загибал, цилиндры пересчитывая, я центральный проводок нащупал. Ткнули на массу – шаровая молния, а не искра! Пошебуршили там-сям, вроде на месте все, но не родное какое-то - не оторвано, изоляцией не замотано, проволочкой друг к другу не прикручено… И тут Трофимыч дедуктивным методом блеснул.

- Жмот, - говорит, - этот индюк! Поприжался он на 95-й бензинчик и набабахал в бак 93-го с “бензовоза”, а октановое число там измеряла тетя Даша на глаз и на нюх, добавляя между делом солярку! Наши моторы такие коктейли глотать привычные, а этот дюже нежный. Видать, какая-то пломба и стряслась!

- Ну, это говорю не беда! Сейчас мы ему мигом реанимацию выпишем…

Завожу я нашу “чахотку” и впереди “Форда” ставлю, Трофимыч тросик закрепляет, вежливо так заталкивает фирмача на правое сиденье, а сам – за руль. Втыкаю я первую со звоном, дымку подпускаю и рву по Тверскому с “Фордом” на хвосте…

Только у МХАТа Трофимыч какую-то передачу видать нашупал – жахнуло в “Форде”, аж голуби с бульвара шарахнулись, пыхнуло гарью из глушителя и он завелся… Остановились мы, “с ключика” попробовали – шуршит иноземец, как швейцарские часики.

- Аллес! – говорит Трофимыч на чистом английском языке.

Иностранец за трос хватается, лопочет чего-то – “хай-фай, ноу-хау”. Точь в точь как индеец из племени. Сел в свою машину и укатил.

- Наверное, недавно у нас, – говорит Трофимыч.

- Ничего. Оботрется…

И поехали мы дальше. Ремешок генератора посвистывает, крестовины побрякивают, редуктор погуживает, задние штанги поскрипывают… Все, как у людей. Все, как положено…


ЗЫ Взято http://www.eulex.msk.ru/main.htm